Слышны стоны измученных душ,
Ревут Африканские дети,
Ты можешь свист пуль и не слушать,
Встречая солнце с рассветом.

Вчера еще было так ярко,
И тучи не мучили солнце,
Страсти. Уже нам не жарко,
И листьям увядшим на донце.

Чего хочешь ты? Ну, скажи мне.
Богатства? Славы? Победы?
Какие быть могут желания,
Когда рядом боль лишь и беды.

Ты сыпешь песок на ладошку,
Вспоминая о сыне погибшем,
Ничего уже не исправить,
Пост умирающей нише.

Ты смотришь вдаль, удивляясь,
Как могут они не сражаться?
Когда выживают стреляясь,
Живут, но не могут подняться,

Что будет завтра? Не знаю.
Засыпаешь, боясь не проснуться,
Свою честь не запятнаю.
Погибая, для того, чтоб вернуться,

Слышу крики завистливых душ,
Направляющий ствол прямо в грудь,
Не сорвут уже большой куш,
В моем сердце не серая муть.

Пусть напичкают тело свинцом,
Не исправит их горькую участь,
Моя боль, моя смерть. И вообще,
Проверка на мою-то живучесть?

Ствол направляешь мне в спину,
Улыбаясь ехидно, смеешься.
Ну, убьешь меня, ну я сгину,
Ничего этим ты не добьешься.

Опускаешь оружие, плачешь
И кричишь «Что ж мы делаем братцы?»
Обнимаешься, просишь прощенья.
Ну а я, конечно, прощаю.

Соберемся, выпьем портвейна,
Сохраненного после порухи,
Это лучше крови в бассейне,
Окунаясь в него повседневно.

Попрощаемся, скажешь «спасибо»
За поддержку, за лечение раны
Я бы всем помогал, но вот только
Говоришь о триумфе мне рано.